Дом с маяком: о мире, в котором каждый важен. История Лиды Мониава, рассказанная ей самой - Лида Мониава
Создавая свою волонтерскую группу для помощи беженцам с Украины, Лида думала над логотипом. Ей казалось, самым правильным будет оставить тот же маяк Петра Пастернака – но только нарисовать его взорванным. От такой идеи Лиду отговорили: слишком страшный символ для тех, кому необходима помощь этого маяка.
* * *
Когда началась *****, Лида сделала распоряжения на случай, если ее посадят. Написала доверенность на подругу, заключила договор с хозяйкой своей съемной квартиры о том, что в случае домашнего ареста ей можно отбывать его не по месту прописки, написала письма друзьям, как распорядиться ее скудным хозяйством – что хранить, что раздать, передала пароли от почты и соцсетей… И стала думать, что делать дальше.
Сначала Лида хотела выйти на Красную площадь, но никак не могла найти правильные слова, кроме тех главных, которые уже звучали. «Обидно было бы сесть за фразу, которая тебе самой не нравится стилистически!» Тогда она попыталась через Катю Марголис обратиться к украинским фондам и врачам, надеясь поехать с гуманитарной миссией в больницы Западной Украины: «Но мне ответили: не надо ехать нас спасать в белом пальто». А потом Лида увидела пост Ани Егоровой, которая когда-то вместе с Катей Чистяковой создала в РДКБ группу доноров крови, а сейчас работает медсестрой в Америке: Аня помогает организации, вывозящей людей с Украины в Европу. Так Лида оказалась в волонтерской группе, помогающей беженцам в России, и дни, посвященные хоспису, стали сменяться ночами, в которые она разбирала обращения и искала помощь для людей, бежавших от военных действий.
Из соцсети Лиды Мониава, август 2022 года: «Недавно к нам обратилась семья, в которой погибли <…>[46] пять человек, в том числе восьмилетний ребенок. Бабушка погибла в квартире многоэтажки, так как туда “прилетело”, бабушка и тетя мужа погибли в подвале, куда тоже “прилетело”, дочка и дедушка погибли, когда прятались в частном доме, туда “прилетело”. Дом сложился как карточный домик, соседи успели кого-то вытащить из-под завалов и пожара, а кого-то нет.
И вот мы сидим в благополучной Москве, где работают рестораны, театры, супермаркеты. И обрабатываем анкеты от беженцев, которые тоже сейчас в Москве… Это люди, которые хорошо жили, у которых была работа, у кого-то бизнес свой, свои магазины, кто долго копил и вот наконец сделал ремонт в квартире, кто-то опекал своих детей, старался сделать так, чтобы у них “все было”. И вот резко эти люди потеряли все. Их дом уничтожен, их работы больше нет, их вещи сгорели, их города нет, их прошлая жизнь уничтожена.
Они в чужой стране, ничего не знают, не имеют прав на официальное трудоустройство и медицинскую помощь, полулегально живут в квартирах в ужасных условиях. Спят на полу, не имеют одежды, еды и лекарств, ночуют по три месяца без постельного белья и подушек. Узнавать эту реальность очень тяжело. Волосы дыбом встают, когда слушаешь их истории и узнаёшь про те условия, в которых они оказались сейчас, в одном с нами городе».
Обращений становится все больше, и Лида уже не справляется одна. Она разослала письмо сотрудникам, рассказав, чем занимается. И так внутри «Дома с маяком» образовалась еще одна ячейка. Теперь юристы хосписа помогали беженцам с документами, кадровики – с трудоустройством, а врачи принимали то раненого с осколками, который оказался в Москве транзитом на несколько дней и ему требовалась перевязка, то бабушку, только что вышедшую из подвала, которая давно не пила свои таблетки от сердца, то мариупольских детей с отравлениями, у которых крутило животы от плохой воды…
А в Лидиной квартире, которую она когда-то выиграла в конкурсе «Headliner года» благодаря поддержке мам хосписа, поселились Оксана и Маша, мама и дочка из Донецка.
У Оксаны – короткие темные волосы и настороженный взгляд, своими соображениями о происходящем она не делится даже с Лидой. У 20-летней Маши – аутизм и эпилепсия, и эту заявку Лида сразу взяла под личное шефство: после Коли ее знаний об этом заболевании хватает для того, чтобы искать нужную медпомощь. На родине Оксана несколько недель объясняла дочери «хлопки» в городе тем, что соседи выбивают ковры, но даже для аутичного мира Маши этих объяснений не хватало, и маленькая семья бежала, «чтобы отдохнуть от шума». Машу Лида устроила в мастерские фонда «Жизненный путь», который помогает социализироваться людям с особенностями развития. Оксана работает на новом складе «Дома с маяком».
Из соцсети Лиды Мониава: «Про посттравматическое расстройство у людей, которые пережили войну, уже много написано. Но еще нигде не описаны симптомы травматического расстройства у людей, которые чувствуют свою вину за <…>, за каждую жертву, только и думают, что о <…>. Увы, наше расстройство даже не пост-, потому что <…> идет и мы продолжаем страдать из-за этого каждый день. Люди, которые чувствуют вину за <…>, начинают плакать посреди разговора почти на любую тему. И сами себя вслух убеждают, что вина и ответственность – это разные вещи, что у нас ведь нет реальных полномочий как-то повлиять… А потом над небом Москвы гремит гром, и мы думаем не про дождь, а про <…>».
Привычная волна ненависти накатывает на новое начинание Лиды, а новая волонтерская группа сталкивается с тем, что среди их подопечных люди разных позиций. Но помощь оказывается всем, независимо от точек зрения. В этом перевернутом с ног на голову мире Лида продолжает делать то, что однажды ей уже блестяще удалось: собирает по капле из маленьких волонтерских инициатив огромный поток будущей системной помощи.
Но в расколовшемся, растерянном и наступившем на давно не убранные грабли обществе ее безапелляционность, тотальная искренность и неумение смиряться с реальностью – как красная тряпка уже едва не для каждого. А для Лиды это новое дело – единственное, что держит ее на плаву. Позволяет быть. Работать, а не бояться.
Лиде страшно, как многим. «По ощущениям, до меня – один шаг», – заканчивает она один из своих постов, в котором говорит о новых «мерах пресечения». И с грустной улыбкой вспоминает
